Эт точно, что, вероятно, именно равенство научило советских людей... возмущаться хамству

Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев угощает работниц своей "обслуги" во время прогулки на яхте. Крым, 1973. Автор фото Владимир Мусаэльян

Блогер burckina-new на днях опубликовал занятный пост "Об истоках советского хамства", где защищает эту черту советского общества, которую цивилизованные либеральные интеллигенты привыкли величественно клеймить. Что ж, действительно, ведь "советскому хамству" предшествовало хамство дореволюционное, когда хамили отнюдь не продавщицы и приказчики в магазинах, швейцары, уборщицы, горничные и т.д. — они-то как раз были вышколены и выдрессированы по высшему разряду. А хамила, наоборот, всевозможная "голубая кровь" и "белая кость".

Вот, например, живая характерная сценка, описанная графом С. Ю. Витте. Охранник Николая II, рассказывает граф, как-то нечаянно споткнулся, упал, и скатился с возвышенности к самым ногам Его императорского величества. Что бы сделал в таком случае Ульянов-Ленин, да и все его советские преемники, вплоть до Брежнева, а возможно, и Горбачёва?

Наверняка, подошёл бы к упавшему, спросил, не ушибся ли он, сказал что-нибудь сочувственное. И дело было вовсе не в том, что все они, включая Иосифа Виссарионовича и Михаила Сергеевича, были такими уж слезливыми гуманистами. Но подобного канона поведения требовала от них сама эпоха! Как же поступил причисленный ныне к лику святых государь-император Николай II? Попробуйте-ка догадаться, не заглядывая под спойлер, а потом откройте и проверьте свои предположения.
[Spoiler (click to open)]А сделал он, по словам графа Витте, следующее: подскочил к упавшему и стал пинать его ногами. Мол, как посмел тот своим неуклюжим падением прервать высокие раздумья самого императора! Бедняга вскочил и в ужасе помчался прочь, а осатаневший святой император гнался за ним и награждал его пинками вдогонку. Ну, а его сиятельство граф Витте весело хохотал при виде этой смешной сцены.

А ведь тот же Витте называл Николая II "самым воспитанным человеком" из всех, кого он когда-либо знал. Страшно подумать — если так поступал "самый воспитанный", то как же вели себя другие, "воспитанные" чуть хуже? Что ж, революция 1917 года оправдана уже одним тем, что надолго сделала невозможными подобные сценки — и у нас, и почти во всем мире.

А что было после Октября? Кремлёвская уборщица Анна Балтрукевич вспоминала, как она вместе с главой революционного правительства смотрела спектакль "На дне": "Кончился спектакль, пошли домой. Настроение хорошее, весёлое. Владимир Ильич схватил вдруг Якова Михайловича Свердлова, стал с ним бороться и посадил в сугроб снега. А потом Свердлов изловчился и повалил в снег Ленина. Потом он и меня посадил на снег, а я его. И так мы смеялись и так разыгрались, что Владимиру Ильичу мы насыпали снегу за воротник".

Можно ли вообразить подобную сценку с участием... ну, не царя Николая, конечно, но хотя бы революционного предшественника Ульянова — А. Ф. Керенского? Александр Фёдорович гордился тем, что, будучи министром юстиции, впервые величественно подал руку министерскому швейцару. Более правые современники, вроде известного сатирика Аркадия Аверченко, его за это сурово бранили. Мол, Россия пошла к гибели в тот момент, когда он нарушил вековую субординацию и пожал руку швейцару, как равному себе.

"Знаете ли вы, с какого момента Россия пошла к погибели? С того самого, когда вы, глава России, приехали в министерство и подали курьеру руку. Ах, как это глупо было, и, — будь вы другой человек — как бы вам должно быть сейчас мучительно стыдно! Вы тогда думали, что курьер такой же человек, как вы. Совершенно верно: такой же. И глаза на месте, и кровообращение правильное. Но руки ему подавать не следовало, потому что дальше произошло вот что: в первый день вы ему, курьеру, протянули руку, во второй день уже он с вами поздоровался первый (дескать, свой человек, чего с ним стесняться), а на третий день, когда вы сидели в кабинете за министерским столом, он без зова вошел вперевалку, уселся на край стола и, закурив цигарку, хлопнул вас по плечу: — Ну, Сашка-канашка, что новенького?".

Да уж, верх "демократизма" — пожать руку швейцару и курьеру! Но чтобы премьеру Керенскому прилюдно валяться в уличном сугробе с министерской уборщицей?!.. Нет, извините, — это было абсолютно исключено. А ведь Керенский был, как-никак, эсером — социалистом-революционером, то есть, надо полагать, не самым отсталым человеком своего времени!

burckina_new приводит такой характерный эпизод: "Вот очень яркий пример из жизни Косыгина, второго человека в СССР: членом их семьи была нянечка Аннушка, которая жила у них с рождения Люси. Она командовала порядком в доме. Приедет, бывало, Алексей Николаевич с работы усталый, «выжатый как лимон». Снимет пальто, шапку, а она ему вдогонку: «Ну, куда ты понёсся, чего пол топчешь? Ведь с улицы пришёл. Вот тебе тапочки, надень-ка». Он садился на стул, снимал ботинки и виновато говорил: «Ты уж, Аннушка, прости меня, пожалуйста». Наблюдать это было и трогательно и забавно."

И надо же, ведь либеральные кретины критики радовались в начале Реставрации буржуазного строя, когда "совковое хамство" в магазинах и вообще со стороны "обслуги" стало уходить в прошлое, и вернулась позабытая с 1917 года "галантерейная вежливость". Мол, как приятно стало общаться с продавцами: сплошные улыбки, любезность, "чего изволите?".

Не понимая, что вместе с неискренней любезностью нижестоящих возвращается и искреннее хамство вышестоящих. Крайняя форма которого — это, например, когда они нынче преспокойно давят людей на встречке. Чуть зазеваешься — невозмутимо переедут своим "Майбахом", и глазом не моргнут, а от уголовного наказания откупятся. Или, если вдруг окажутся не конными, а пешими, то отпинают подвернувшихся под ногу неуклюжих холопей каблуками, как поступал сам святой и праведный Николай II Романов.

Разве они способны вести себя на равных с нижестоящими, как Алексей Николаевич Косыгин или Леонид Ильич Брежнев? Нет. Для них естественна совсем иная манера. Помните, как это было в "Алисе в стране чудес"?

"Пока шла игра, Королева беспрестанно ссорилась с игроками и кричала:
— Отрубить ему голову! Голову ей с плеч!..
Не прошло и получаса, как все игроки с трепетом ждали казни."
Конечно, Льюис Кэролл преувеличил. Но так ли уж сильно?